Этот же вопрос, как говорилось в старом советском анекдоте, интересует и радиослушателя Сергея Середенко из города Маарду.

Кто такая Вирве Рюйт — я не знаю. Интернет в поиске тоже не очень помог — удалось найти несколько ее публикаций, в основном в рубрике "Письмо читателя". Тем не менее, понятно, почему редакция Delfi решила обнародовать ее текст на русском языке — по всей видимости, ее рассуждения достаточно типичны для эстонцев и, более того, проникнуты некоей "доброй волей", которую при известном напряжении воображения можно принять за "сигнал с той стороны" к диалогу. Ниже — развернутый комментарий к ее выступлению. Тоже — "Письмо читателя". С соблюдением правил комментирования…    

"Но, несмотря на свободу прессы в нашем обществе, открытого обсуждения и движения информации не состоялось ни по поводу истории Бронзового солдата, ни по сути кризиса".

Я не знаю, что такое "свобода прессы". Я знаю, что такое "свобода слова". Но по сути согласен — эстонцы так и не осмелились открыто обсудить бронзовый кризис. Мы — обсудили. Я даже предлагал создать общественный трибунал по этому поводу. Поэтому "наше общество" в исполнении Рюйт — это эстонцы.

"Провокации на Тынисмяги начались в мае 2006 года, за 10 месяцев до очередных выборов в Рийгикогу, и невозможно не рассматривать их в этом контексте".

Слово "провокация", часто используемое при описаниях бронзового кризиса, имеет два совершенно точных значения, одно из которых — подстрекательство, побуждение к вредным для кого-либо действиям или решениям. Второе значение — предательские действия тайных агентов полиции. Соответственно, эффективность провокации зависит от отношения к ней тех, на кого она направлена. Можно придти на митинг антифашистов с эстонским флагом и кричать что-то патриотическое. Можно дать за это в морду — повестись на провокацию, поскольку последствия от мордобоя будут явно вредными. А можно громко поблагодарить людей за то, что принесли на митинг наш флаг. И провокация с треском провалится.

Если рассматривать те провокации, о которых говорит Рюйт, то единственной заинтересованной стороной "в этом контексте" выглядят эстонские ультранационалисты, поскольку никаких серьезных парламентских амбиций у антифашистов в 2006 году не было. А значит, не было нужды и в провокациях "в этом контексте".

Полиция же всячески потакала этим провокаторам, поощряя "пикники" и запрещая мероприятия антифашистов. Но: через эти тернии у скверика у БС были все шансы стать таллиннским Гайд-парком, хотя и мордобои имели место — взять хотя бы практически похороненное прокуратурой и судом уголовное дело тартуского патриота Сийма Аброя, избившего Артура Тамме. Гайд-парка не случилось.

"Приняли верное с точки зрения национальной безопасности решение — монумент нужно перенести из центра города".

Эта логика, если так можно ее назвать, повторяет логику "юриста" Рейна Ланга, придумавшего лично для себя Закон о сносе запрещенных сооружений. По его логике, памятники могут распространять призывы, восхвалять или унижать. Нет, памятники этого не могут — это делают люди. Поэтому в бронзовую ночь снесли сначала людей, и только потом — памятник. Но: причем тут национальная безопасность? То, что БС стал и символом, и местом выражения протестных настроений — очевидно. Но свобода слова и свобода убеждений прописаны в конституции, а "национальная безопасность", что бы она не обозначала — нет. Налицо — ложная расстановка приоритетов.

"Действия правительства не были угрозой в чей-то адрес — это был надлежащий государственный поступок. Стоит подчеркнуть, что Рийгикогу, правительство и премьер-министр Ансип действовали не против местных русских, а в неоспоримых интересах Эстонского государства".

Моя бы воля, я бы повсеместно запретил использование выражения "государственные интересы". Поскольку эта дрянь всплывает исключительно тогда, когда нужно оправдать какую-то подлость, а оправдывать нечем. Мне в свое время пришлось подробно исследовать тему "интересов" и даже разработать соответствующий ценностно-силовой подход, и я могу с полной ответственностью утверждать, что такой вещи, как "государственные интересы", не существует без указания ценности, которую эти интересы должны актуализировать. Ни одной легальной ценности ни Рюйт, да и никто из эстонцев привести не может, поэтому в ход идут, как правило, броские эпитеты, в данном случае — "неоспоримые". Это как в свое время эмиграционное давление изнутри СССР возросло настолько, что граница с одной стороны стала "железным занавесом", а с другой — "священной".

С чем я не буду спорить, так это с тем, что это был "государственный поступок". И "надлежащим" его окончанием я вижу исключительно суд над его организаторами, поскольку весь этот "поступок" был незаконным и преступным от начала и до конца. Я этому посвятил отдельное исследование, поэтому повторяться не буду. Преступление же безадресным не бывает, поэтому с тем, что "это не было угрозой в чей-то адрес", согласиться нельзя. Поскольку есть жертвы.

"Ошибка эстонского правительства заключалась в том, что оно не говорило с русской стороной. Но и никаких каналов не было: русское население осталось в орбите интересов людей, которые занимались эскалацией кризиса".

Очень типичная точка зрения. И ошибочная. Почему-то в "ошибки" эстонского правительства не записывается тот факт, что оно не слушало "русскую сторону". Само противопоставление "эстонское правительство" — "русская сторона" этого не предполагает.

Вторая ошибка: мы не были "в орбите интересов людей, которые занимались эскалацией кризиса". Поскольку именно правительство и ультранационалисты и занимались его эскалацией.

"Если эстоноязычные СМИ занимались только усмирением ситуации, то русское население лишь настраивали против т.н. "эстонского фашизма". Этим занималось, например, русскоязычное издание "Вести дня", которое зимой 2007 года с энтузиaзмoм пририсовало Ансипу и Лаару гитлеровские усы и погоны. Кому подчинялись русскоязычные СМИ в тот момент — это заслуживающий внимания вопрос".

Эй, а как же "свобода прессы", хотя я и не знаю, что это такое?

"Ежедневные газеты передавали сообщения премьера, которые лишь подтверждали, что Бронзовый солдат будет перемещен. Это не были "систематические угрозы" (как могло показаться русской стороне) в чью-то сторону, а лишь четкая позиция нормального премьер-министра нормальной страны".

Ребята, у вас изначально не-нормальная страна. Ни одно государство в мире, кроме двух ваших южных соседей, не построено на болоте "правовой преемственности". Поэтому говорить об Эстонии, как о нормальной стране, не стоит.

"Говорилось, что русское общество не имело рeзко вырaжeнных позиций касательно той стaтуи. Вполне возможно, что эти позиции и чувства им внушили".

Интересно, а кто внушил Вирве Рюйт, что она живет в нормальной стране? С нормальным премьер-министром?

"Решение по поводу этого монумента должно было быть принято".

Вот это интересное заявление. Памятник-то в чем виноват?

"Неоспорим и тот факт, что до тех пор, пока местная русская община открыта и подвержена идеологическому просвещeнию со стороны исторической родины, реальные возможности интеграции ограничены".

Тоже распространенная среди эстонцев точка зрения. Мол, идет война за умы "эстонских русских". В которой мы пока проигрываем, поскольку наши ресурсы в этой войне ограничены, а ресурсы России — нет. Удобное оправдание, но очень далекое от реальности.

Проблема в том, что eestlus как таковой крайне непривлекателен. Эстонцам, как им кажется, просто нечего предложить нам. Так оно и есть. Можно твердить бесконечно о том, что нам следует становиться эстонцами. Но содержательного ответа на вопрос "Зачем?" у эстонцев нет. Eestlus в принципе неконкурентоспособен, отсюда и все драконовские меры по поддержанию в нем как бы жизни. Кто же виноват в том, что, например, "Эстония — единственное место в мире, где говорят по-эстонски"? Это — факт, но почему это так? Тут недавно с интересом прочитал у эстонского посла в Латвии Яака Йыэрюйта, что эстонцы и латыши — по сути, один народ, только вот осознать себя единым народом им мешает… языковой барьер. Так зачем было от русского отказываться?

Вместе с тем нами давно сформулировано, чего мы от эстонцев хотим. Равенства. Но именно неконкурентоспособность eestlus-а и не позволяет этого самого равенства. Потому что в живой конкуренции с Кленским, Русаковым и Ревой Лаар, Пентус и Ланг просто не выдюжат. Поэтому наше требование равенства по-своему правильно понимается эстонцами как претензия на власть.

"Чтобы они кроме владения эстонским языком признавали де факто историю Эстонии и не давали охватить сeбя с антигосударственными нападками. Нужны были бы и интeрeс и грaжданская aктивнoсть, чтобы oргaнизoваться, в том числе и пoлитически и дoйти дo участия в пoлитическом процeссe нaшего государствa".

Ну, вот и дошли до главного. Напомню, что размышления Вирве Рюйт назывались "Как дойти до участия в политическом процессе нашего государства?". Требований, как видно, три: овладеть эстонским (официальное требование), признать "оккупацию" и всю происходящую из нее ересь (полуофициальное требование) и не поддаваться вражеской пропаганде. Характерно, что "гражданская активность" проходит у Рюйт в качестве факультативного требования.

Как видно, ничего оригинального Рюйт не выдала — все это известно нам уже очень давно. А что в качестве бонусов? Участие в политическом процессе? Вялый какой-то бонус за отказ от своих убеждений. Или это такое представление о равенстве? Но тогда должен напомнить, что, согласно Всемирной Декларации прав человека, люди рождаются равными, а не становятся равными после того, как выучат эстонский и признают "оккупацию".

P.S. Как-то, гуляя с Кларой Халлик по Варшаве, я услышал от нее следующую формулу: "Особенность отношений большинства и меньшинства в том, что большинство всегда удовлетворено положением меньшинства". В Эстонии эта формула работает безукоризненно.

P.P.S. Меня иногда пытаются уличить в ненависти к эстонцам. Потому, что "оккупацию" ставлю в кавычки, а эстонский фашизм — нет. Но это — не ненависть.

Уинстон Черчилль, отвечая на вопрос о том, почему в Британии нет антисемитизма, сказал очень просто: "Потому, что мы не считаем евреев умнее себя".