Учебный год, как и полагается, начался со скандалов. Помимо разборок с самой реформой образования, на этот раз в центре внимания оказалась зарплата учителей и акции протеста. Переход русской школы на эстонский язык таких возмущений не вызвал, хотя буря в стакане все же поднялась. Или, точнее было бы сказать, ленточка все ж колыхнулась на лацкане.

Павел Иванов, обозреватель

Поздно спохватились

Что же сказал Красноглазов? Цитата: «Переход свершился. Его не остановить, не повернуть вспять. Десять лет сидели, год назад спохватились. Раньше надо было работать над этой проблемой».

Правильно сказал. Потому что именно в последние месяцы все активнее стали говорить о том, что политики лишь этой весной спохватились и вспомнили о первом сентября 2011 года. Хотя сами школы в большинстве своем эту дату помнили и к ней конструктивно готовились. Так что своими фразами Красноглазов скорее отобрал хлеб от тех, для кого русская школа стала объектом борьбы за дешевый популизм. Кстати, такую характеристику «борцам» мне дал... центрист.

На самом деле в словах Андрея Красноглазова скрывается совсем другой смысл. Чтобы это понять, надо лишь внимательно прочитать его мысли дальше, что стало немыслимой задачей для борцов. Красноглазов посетовал на отсутствие административного ресурса у русской общины. И вот в этом и кроется вся трагедия русской общины — к кому обратиться за помощью?

Русская община Эстонии не имеет своего представительства в парламенте и не имеет партнеров в законодательном собрании. Из парламента только двое (!) депутатов имеют в своем активе тему русского образования, и то один из них перепутал значение белой ленточки. Так что вывод эстонских коллег-журналистов о том, что в лице Центристской партии мы имеем партию, выражающую интересы русскоязычного населения, субъективен. Да, русские голосуют за них, но не получают представленности. Хотя в их парламентской фракции уж точно больше двух, кто в теме забот русской общины.

Забытая целевая группа

Из разговоров с эстонскими журналистами становится ясно, что суть обеспокоенности русских за образование до них не доходит — бытовое отношение к образованию разное. А значит, не доходит и до тех, кто принимает решения. Посмотрите, как рьяно кинулись эстонские учителя отстаивать зарплату. Вы такое единое рвение в вопросе будущего русской школы встречали?

Эстонская часть общества основными целевыми аудиториями считает учеников и учителей. Первым, по мнению большинства, следует объяснить конкурентоспособность в будущем. Вторым — конкурентоспособность в настоящем. Молодежи объяснять это не надо, они и так все прекрасно знают и без нравоучений все делают. А разъяснять необходимость владения эстонским языком 70-летней учительнице тоже смысла не имеет. Но никто не задумывался над третьей адресной группой — родители. Именно им следует дать сигнал о том, что их опасения по поводу теряющейся идентичности детей напрасны. Хотя, согласно выводам социологов, зацикленность в вопросе языка толкает неэстонскую молодежь к двум вариантам — ассимиляция или отъезд.

Именно отсутствие административного ресурса, отсутствие надежных политических партнеров, отсутствие не ангажированного медийного ресурса оставляет третью целевую группу один на один со своими тревогами. И вместо разного рода ленточек и открытых писем в Москву наши политики должны понять, что педагогам и детям в будущем нужно просто профессиональное образование и гарантированное качество школьного преподавания эстонского языка в новых условиях жизни, и соответственно вести свою политическую линию. А то получится как на радиостанции Kuku на прошлой неделе, когда радиослушателям был задан вопрос «Какое образование мы должны дать неэстонцам?».

Перепечатано из МК-Эстония