АНТИКАПИТАЛИЗМ СЕГОДНЯ - 24 Февраля 2011 - Объединение «ВМЕСТЕ»

В мои руки попала редкая книга – чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на цифру тиража. В этой книге проведён анализ идеологии капитализма и доказывается, что ситуацию возможно изменить. Особенно привлекает внимание использование самых ярких работ современных марксистов – Славоя Жижека, Аленки Зупанчич и других философов Люблянского Университета. Хочу уверить читателя, что тут нет места мировоззрению в стиле неонуара. Главное достоинство этой книги – рецепты достижения цели: замены отжившей капиталистической системы более совершенным социалистическим устройством общества.

Согласно работам Бадью, мы живём в отвратительном обществе, поддерживающем неравенство, когда любое существование оценивается в терминах одних лишь денег, и это предлагается нам в качестве идеала. И вот сторонники нынешнего капитализма (видя, что этот строй никак нельзя назвать идеальным) решили говорить, что всё остальное ужасно. Конечно, говорят они, мы не живём в условиях совершенного общества. Однако хорошо уже то, что мы не живём в условиях Зла. Наша демократия несовершенна. Но она лучше, чем кровавая диктатура. Капитализм несправедлив. Но он не преступен, в отличие от сталинизма. Мы даём миллионам африканцев умирать от СПИДа, однако мы не делаем расистских и националистических заявлений, как Милошевич. Мы убиваем с наших самолётов иракцев, однако не перерезаем им горло мачете, как в Руанде, и т. д. Такой «реализм» похож на позицию депрессивного больного, который считает, что любое позитивное состояние – опасная иллюзия. Наша эпоха настолько перенасыщена коррупцией, что она уже не может оскорбить, возмутить или даже просто заинтересовать общество. В «Несвоевременных размышлениях» Ф. Ницше писал о «перенасыщенности эпохи историей. Это придаёт эпохе опасное настроение иронии по отношению у самой себе, а затем ещё более опасное циническое настроение». Результат этого: вместо решимости и участия царит отвлечённое созерцательство.

Курт Кобейн и «Нирвана» оказались частью системы, ибо ничего так успешно не продавалось на MTV, как протест против MTV. Произошла коммодификация (превращение в товар) самой энергии протеста против капиталистического устройства общества. Казалось, что стремления протестующей молодёжи оказались в тупике. На смену Кобейну пришёл пастиш-рок, который без всякого страха стал воспроизводить формы прошлого. На весь рок легла тень хип-хопа, а хип-хопе «реальное» обладает двумя значениями. Во-первых, это слово означает бескомпромиссную музыку, которая отказывается продаваться музыкальной индустрии и смягчать свой посыл ради раскрутки. Во-вторых, - означает, что музыка отражает «реальность», созданную экономической нестабильностью позднего капитализма. «Реальное» означает смерть социального, отказу от постоянных рабочих, нужный для того, чтобы создать мобильную рабочую силу, состоящую из частично занятых работников и фрилансеров, которые не могут пользоваться какими-либо бонусами или гарантиями (например – услугами пенсионных фондов).

Славой Жижек считает, что пока мы верим (в наших сердцах), что капитализм плох, мы вольны участвовать в капиталистическом обмене. Вот капитализм и опирается на эту структуру отречения. Мы считаем, что деньги – просто бессмысленный знак, не имеющий внутренней ценности, однако ДЕЙСИВУЕМ так, словно он был священен. Более того, такое поведение зависит именно от предшествующего отречения: мы можем фетишизировать деньги в наших действиях только потому, что мы уже заняли ироническую позицию по отношению к ним. Чтобы вернуть себе позицию реального политического субъекта требуется не отворачиваться от нашего включения на уровне желаний в безжалостную мясорубку Капитала. Мы отнекиваемся от нашего собственного соучастия в планетарной сети подавления. Помнить следует и о том, что без нашей поддержки он – ничто. Капитал – это абстрактный паразит, ненасытный вампир и производитель зомби. Однако живая плоть, которую он преобразует в мёртвый труд, - это наша плоть, а производимые им зомби – это мы сами. На протяжении последних тридцати лет капиталистический реализм сумел успешно сформулировать «бизнес-онтологию» в которой просто очевидно то, что всё, включая здравоохранение и образование, должно управляться, как обычный бизнес. Политика освобождения всегда должна разрушать видимость «естественного порядка», должна показывать, что представляемое нам в качестве необходимого и неизбежного является простой случайностью. Экологическая катастрофа фигурирует в культуре позднего капитализма только в виде некоего симулякра, поскольку нё реальные последствия для капитализма слишком травматичны, чтобы её можно было встроить в систему. Примером служит замалчивание последствий катастрофы нефтяной платформы «Бритиш петролеум» в Мексиканском заливе, этот «американский Чернобыль», уничтоживший Гольфстрим и всю придонную фауну в районе аварии.

Капитализм (отнюдь не будучи единственной жизнеспособной политэкономической системой) на деле готов к разрушению всей окружающей среды человеческого рода. Капитализм по самой своей сути («Расширение рынка», «фетиш роста») противен любому представлению об устойчивости. Профессор и преподаватель Марк Фриш видит по своим ученикам, что подростки растут в состоянии депрессивной гедонии – они неспособны выполнять что-либо помимо поиска удовольствия. Если попросить студента прочитать более двух предложений подряд, и многие начинают сопротивляться, утверждая, что они не могут сделать этого. Чаще всего они жалуются учителям, что «это скучно». И проблема не в содержании, а в трудоёмкости самого акта чтения, который считается «скучным». Скучать (для этих юношей) – значит просто быть отделенным от коммуникативной матрицы SMS-сообщений, YouToube и фастфуда, действующих в качестве стимула и реакции. Наличие у молодого человека наушников (даже выключенного плейера) выполняет функцию подтверждения того, что матрица по-прежнему здесь, в пределах досягаемости. Использование наушников весьма важно – поп-музыка переживается не как что-то способное воздействовать в публичном пространстве, а как уход в потребительский рай, как отгораживание от всего социального. У теперешней образовательной системы есть способ одновременно сделать учащихся должниками и заключенными. Логика требует: платите за свою собственную эксплуатацию, берите в долг, и тогда вы сможете получить ту же работу в «Макдональдсе», которая была бы у вас, окончив вы школу в шестнадцать лет… Джордж Сорос и Билл Гейтс (якобы – «наследники 1968-го года») – так называемые «либеральные коммунисты». Во всяком случае, они не возражают, когда журналисты обозначают их именно этим термином.

Жижек верно показывает, что либеральный коммунизм сегодня является господствующей идеологией капитализма. «Гибкость», «номадизм», и «спонтанность» - отличительные признаки менеджмента в постфордистском обществе всеобщего контроля. И проблема тут в том, что любое сопротивление гибкости и децентрализации может тут же потерпеть поражение, поскольку призывы к негибкости и централизации вряд ли получат массовую поддержку. Неолиберализацию лучше всего представить как политический проект по воссозданию условий для накопления капитала и восстановления власти экономических элит. В эпоху постполитическую классовая война велась, как и прежде, но только одной стороной – богачами.

Согласно марксистскому экономисту Кристиану Марацци, переключение от фордизма к постфордизму произошло 6 октября 1979 года. Именно в этот день Федеральная резервная система подняла процентную ставку на 20 пунктов, подготавливая путь для «экономики предложения», определившей впоследствии ту «экономическую реальность», в которой мы теперь завязли. Следствием этого шага и стала пресловутая «гибкость». Рабочая сила теперь отформатирована в рамках непостоянства работы – всё большее число наёмных сотрудников стало устраиваться на временных основаниях. Теперь классовый антагонизм не вынесен вовне, в противостояние классовых блоков, а помещен внутрь, в психологию рабочего, который как пролетарий заинтересован в старом классовом конфликте, однако как человек с пенсионным фондом, он также заинтересован в максимизации прибылей от собственных инвестиций. Психологический конфликт, разгорающийся в индивидууме, неизбежно приводит к жертвам. Марацци исследует связь между распространением маниакально-депрессивных расстройств и постфордизмом. Вывод (с которым согласны Делёз и Гваттари): шизофрения – это состояние, отмечающее внешние границы капитализма, а маниакально-депрессивный психоз – это душевная болезнь, поражающая самое нутро капитализма. Капитализм постоянно шарахается между перевозбуждением (в период раздувания экономических пузырей) и депрессией (неслучайно же термин «экономическая депрессия» для обозначения спада активности на рынке). В работе «Постмодернизм и общество потребления» Джеймисон заметил, что лакановская теория шизофрении предлагает нам мощную эстетическую модель понимания фрагментации субъективности, сталкивающейся с развивающимся промышленно-развлекательным комплексом. Джеймисон пришёл к выводу о том, что «при крушении означающей цепочки шизофреник сводится к опыту чистых материальных означающих, или, другими словами, серии чистых и не связанных друг с другом моментов настоящего».

В книге «Эгоистический капиталист» Оливер Джеймс убедительно продемонстрировал корреляцию между ростом числа психических расстройств и неолиберальным режимом капитализма, внедрённого в таких странах, как Британия, США и Австралия. Количество психических расстройств в период с 1982-го года по 2000 год повысилось приблизительно в два раза. Британские исследователи говорят о том, что психиатрическими болезнями поражена почти треть населения. Эти показатели особенно высоки в странах, где внедрён (по выражению Джеймса) «эгоистический» капитализм. Виной тому именно эгоистическая, неолиберальная, капиталистическая политика и культура. Когда-то «реалистичность» означала то, что надо считаться с реальностью, данной в опыте как нечто прочное и неизменное. Однако капиталистический реализм требует подчинения реальности, которая бесконечно пластична и способна на мгновенную перестройку самой себя. Здесь мы сталкиваемся с абсолютно заменимым настоящим, в котором пространство и психика могут в одинаковой степени подвергаться обработке и произвольной переделке. То же самое капитализм пытается проделать и с историей. Мы являемся свидетелями того, как вчерашние коммунисты и комсомольцы сегодня утверждают взгляды диаметрально противоположные их вчерашним убеждениям. При этом даже не возникает проблемы отказа от прошлого. Всё выглядит так, будто человек лишь смутно припоминает, что когда-то вообще говорил о чем-то другом. Это и есть современный «правильный гибкий менеджмент». И сам менеджер при этом излучает приветливость, юмор и добродушие – прямо образец душевного здоровья. Подобную жизнерадостность можно поддерживать только при полном отсутствии какой-либо критической рефлексии и при способности цинически выполнять ЛЮБОЕ распоряжение бюрократических властей. Цинизм такого выполнения, естественно, самое главное. Отныне, когда все подчинено постоянной смене мод и медийных образов, ничто уже не способно изменяться. Неспособность сохранять новые воспоминания – это исчерпывающая формулировка постмодернистского тупика… Можно рассказывать людям о том, как сбросить вес, отремонтировать квартиру, бросить курить. Однако призывать их к тому или иному культурному совершенствованию – значит осуществлять репрессию и быть элитистом. Сегодня телевидение говорит вам, что именно вы должны чувствовать. Но оно больше не говорит, что вам думать. Нравственность исчезает, а на смену ей приходят голые эмоции.

Левым давно пора прекратить ограничивать свои амбиции созданием большого государства. Действительной целью новых левых должен быть не захват государства, а подчинение государства общей воле. Это требует восстановления понятия самого понятия общей воли, реанимации публичного пространства, которое несводимо к совокупности индивидов и их интересов. Нам надо разрабатывать стратегии против Капитала. Надо планировать и организовывать то будущее, в которое мы действительно верим. Неудачи прежних форм антикапиталистической организации не должны стать причиной отчаяния, следует расстаться с романтичной привязанностью к политике неудачи, к удобной позиции маргинала, потерпевшего поражение. Настоящий антикапитализм должен быть конкурентом Капитала, а не реакцией на него. Не может быть возврата к докапиталистическим территориальностям. Антикапитализм должен противопоставить глобализму Капитала свою собственную подлинную универсальность.

Людвиг Витгенштейн признался однажды, что ему хотелось бы написать философскую работу, состоящую из одних шуток; и хотя в текстах Жижека много всякого кроме забавных историй - комический анекдот остается его излюбленной литературной формой. У него хорошее, с восточноевропейским сардоническим акцентом чувство юмора; он сообщает, например, что разница между Советским Союзом и сравнительно более реформистской Югославией состояла в том, что если в СССР население ходило пешком, в то время как его политические представители водили машины, то в Югославии население само водило машины, лавируя между своими политическими представителями. В арсенале Жижека есть две шутки, объектом которых (в каком-то смысле) является его читатель. О первой я уже сказал: книги Жижека кажутся легким чтением, и во многих отношениях так оно и есть; однако их автор является также исключительно сильным мыслителем, воспитанным в высоких традициях европейской философии. Вторая шутка состоит в том, что Жижек вовсе не постмодернист. По сути дела, он настроен крайне враждебно по отношению ко всему этому течению мысли, о чем со всей ясностью свидетельствует его последняя книга. Хотя ему и случалось драпироваться в постмодернистские одеяния, он никогда не испытывал ничего, кроме презрения, к таким вещам, как мультикультурализм, антиуниверсализм, теоретический дендизм и модная одержимость культурой. Книга "В защиту проигранных дел" бросает вызов расхожей мудрости, полагающей, что идеологии исчерпали себя; что метанарративы иссякли; что эра всеобъемлющих объяснений подошла к концу и что идея глобальной эмансипации пошла ко дну, как бывший владелец "Daily Mirror". В этом отношении Жижек предельно серьезен, хотя в его позиции наличествует также и присущий ему элемент своеволия. Он начал свою публицистическую карьеру как своеобразный постмарксист, а теперь вернулся к марксизму. Источник: http://www.politizdat.ru/review/142/

Аленка Зупанчич - В середине 1990-х годов интерес Зупачич сместился с лакановского прочтения кантианской эстетики к лакановскому толкованию кантианской этики. Она развивает темы, намеченные в общих чертах еще в начале 1990-х в статье, вошедшей в сборник «То, что вы всегда хотели знать о Лакане (но боялись спросить у Хичкока)» (1992), где на примере хичкоковского «Убийства» с психоаналитических позиций разрабатывались теория этического поступка, соотношение между законом и понятиями добра и зла, статус этического субъекта и обосновывалась актуальность кантианской этики. В 1996-1997 годах она защитила две докторские диссертации по философии Канта: сначала в Люблянском университете – «Поступок и закон, бессознательное и понятие» (научный руководитель – Славой Жижек), а затем в Университете Париж-VIII – «Бытие и Реальное: Кант, Лакан» (научный руководитель – Ален Бадью). Впоследствии основные положения этих диссертаций были изложены в ее монографии «Этика Реального. Кант, Лакан», изданной в 2000 году и переведенной на несколько языков. В конце 2003 года в основанной Славоем Жижеком книжной серии «Короткие замыкания» вышла новая работа Зупанчич «Самая короткая тень: философия двойственного у Ницше». В ней Аленка с позиций лакановского психоанализа дала новаторское прочтение наследия Ницше и подвергла критике его интерпретации современными авторами. Ницше предстает в этой книге в облике проницательного метапсихолога (в фрейдовском понимании этого слова), которому наиболее полно и точно удалось диагностировать произошедший в девятнадцатом веке переход от дискурса Господина к дискурсу Университета и описать кризис сублимации, предвосхитив тем самым возникновение психоанализа. В настоящее время Аленка Зупанчич является научным сотрудником Института философии Академии наук и искусств Словении и участвует в проводимой им программе «Исследования современной философии».